Ладно, мистер Бент умалчивал о своем прошлом, но едва ли оно касалось темы вил и факелов. Ради всего святого, он сорок лет сидел в банке, занимаясь расчетами.

Но, может быть, он видел это по-другому. Ты измеряешь здравый смысл линейкой, а другие люди меряют его картошкой.

Он не слышал приближения Глэдис. Он просто обнаружил, что она стоит позади него.

— Я Очень Беспокоилась За Вас, Мистер Липовиг, — прогрохотала она.

— Спасибо, Глэдис, — осторожно отозвался он.

— Я Сделаю Вам Сэндвич. Вам Нравятся Мои Сэндвичи.

— Это очень любезно с твоей стороны, Глэдис, но скоро ко мне наверху за ужином присоединится мисс Добросерд.

Сияние в глазах голема на мгновение притихло, а затем разгорелось ярче.

— Мисс Добросерд.

— Да, она была здесь этим утром.

— Дама.

— Она моя невеста, Глэдис. Я так думаю, она тут довольно долго будет.

— Невеста, — повторила Глэдис. — А, Да. Я Читала Двадцать Маленьких Советов, Чтоб Ваша Свадьба Прошла Как По Маслу.

Ее глаза потускнели. Она повернулась и тяжелой поступью направилась к лестнице.

Мойст чувствовал себя подлецом. Конечно, он и был подлецом. Но от этого чувствовать себя таковым было не легче. С другой стороны, она… проклятье, он… оно… Вина за Глэдис была на неуместной женской солидарности. Чего он мог надеяться добиться против этого? Адоре Белль стоит что-то сделать с этим.

Он заметил одного из старших служащих, вежливо топтавшегося неподалеку.

— Да? — спросил Мойст. — Я могу вам чем-то помочь?

— Что вы хотите, чтобы мы делали, сэр?

— Как тебя зовут?

— Слюн, сэр. Роберт Слюн.

— Почему ты спрашиваешь меня, Боб?

— Потому что председатель только гавкает, сэр. Сейфы нужно запереть. И комнату с учетными книгами тоже. У мистера Бента были все ключи. И — Роберт, сэр, если вы не возражаете.

— Есть какие-нибудь запасные ключи?

— Они могут быть в кабинете председателя, сэр, — ответил Слюн.

— Послушай… Роберт, я хочу, чтобы ты пошел домой и хорошенько выспался, ладно? А я найду ключи и запру все замки, какие только смогу отыскать. Я уверен, что мистер Бент завтра будет с нами, но если нет, я созову собрание старших служащих. То есть, ха, вы наверняка знаете, как все это работает!

— Ну, да. Конечно. Только… ну… но… — голос служащего стих окончательно.

Но только нет мистера Бента, подумал Мойст. А он передавал дела и полномочия с той же легкостью, с какой устрицы танцуют танго. Что, черт возьми, мы будем делать?

— Здесь люди? Много у банкиров работы, — раздался голос у дверей. — Снова в беде, как я слышу.

Это была Адора Белль, и, конечно же, она имела в виду „Привет! Я рада тебя видеть“.

— Ты выглядишь великолепно, — сказал Мойст.

— Да, я знаю, — отозвалась Адора Белль. — Что происходит? Возница сказал мне, что из банка ушел весь персонал.

Позднее Мойст думал: вот когда все пошло не так. Тебе надо было оседлать скакуна Слухов до того, как он вырвется из загона, чтобы была возможность натянуть поводья. Надо было подумать: как это выглядело, когда все служащие выбегали из банка? Надо было кинуться в редакцию „Таймс“. Надо было прямо тогда и там же вскочить в седло и развернуть все в правильную сторону.

Но Адора Белль действительно выглядела великолепно. Кроме того, все, что произошло — это просто то, что одному члену персонала стало плохо и он покинул здание. Что кто бы то ни было может из этого сделать?

И ответ, конечно же, был таков: все, что им захочется.

Мойст заметил еще кого-то за своей спиной.

— Мифтер Липовиг, фэр?

Мойст повернулся. Было еще менее весело смотреть на Игоря, когда ты только что смотрел на Адору Белль.

— Игорь, сейчас действительно неподходящее время… — начал было Мойст.

— Я внаю, фто не долвен бы ваходить наверх, фэр, но мифтер Клемм фкавал, фто он вакончил рифунок. Он очень хороф.

— К чему это все было? — спросила Адора Белль. — По-моему, я почти поняла два слова из всего сказанного.

— О, внизу в сово… в подвале есть человек, который создает мне долларовую банкноту. Фактически, бумажные деньги.

— Правда? Страсть как хотела бы на это взглянуть.

— В самом деле?

Это воистину было чудесно. Мойст разглядел эскизы с одной и с другой стороны долларовой банкноты. Под сияющим белым освещением Игоря они выглядели сложнее дварфийского контракта и богатыми, как сливовый пудинг.

— Мы сделаем так много денег, — сказал он вслух. — Прекрасная работа, Оулс… Мистер Клемм!

— Я собираюсь все-таки остаться Оулсвиком, — нервно сказал художник. — В конце концов, значение имеет только Дженкинс.

— Ну, да, — согласился Мойст. — Должно быть, вокруг дюжины Оулсвиков.

Он оглянулся на Хьюберта, который стоял на стремянке и безнадежно заглядывал в трубы.

— Как дела, Хьюберт? — окликнул его Мойст. — Деньги все, как обычно, спешат туда-сюда, так ведь?

— Что? О, прекрасно. Прекрасно. Прекрасно, — ответил Хьюберт, почти уронив стремянку из-за спешки, с которой он слезал. Он посмотрел на Адору Белль с выражением неопределенного благоговейного ужаса.

— Это Адора Белль Добросерд, Хьюберт, — сказал Мойст на тот случай, если человек собирался спастись бегством. — Она моя невеста. Она женщина, — добавил он, увидев обеспокоенный взгляд.

Адора Белль протянула руку и сказала:

— Привет, Хьюберт.

Хьюберт уставился на нее.

— Все нормально, можно пожать руки, Хьюберт, — осторожно произнес Мойст. — Хьюберт — экономист. Это как алхимик, только грязи и беспорядка меньше.

— Так вы знаете, как крутятся деньги, так, Хьюберт? — сказала Адора Белль, пожимая безвольную руку.

Хьберту наконец открылся дар речи.

— Я сварил тысячу девяносто семь стыков, — сказал он, — и выдул Закон Сокращающегося Дохода.

— Не думаю, что кто-либо делал такое прежде, — заметила Адора Белль.

Хьюберт посветлел. Это было просто!

— Мы не делаем ничего неправильного, знаете ли! — заявил он.

— Я уверена, что это так, — ответила Адора Белль, пытаясь вытянуть свою руку.

— Он может отслеживать каждый доллар в городе, знаете ли. Возможности бесконечны! Но, но, но, эм, конечно, мы никаким образом ничего не нарушаем!

— Я очень рада это слышать, Хьюберт, — отозвалась Адора Белль, дергая руку сильнее.

— Конечно, у нас есть первоначальные трудности! Но все проводится с безмерной осторожностью! Ничего не потерялось, потому что мы оставили открытым клапан или что-то подобное!

— Как увлекательно! — воскликнула Адора Белль, хватая свободной рукой Хьюберта за плечо и вырывая вторую из его хватки.

— Нам пора идти, Хьюберт, — сообщил Мойст. — Продолжай работу в том же духе. Я очень горжусь тобой.

— Гордитесь? — воскликнул Хьюберт. — Мистер Космо говорил, что я безумец, и хотел, чтоб тетушка сдала Хлюпера на переплавку!

— Типичное закоснелое, старомодное мышление, — заявил Мойст. — Сейчас Век Анчоуса. Будущее принадлежит таким людям, как ты, тем, кто может сказать нам, как все работает.

— Правда? — спросил Хьюберт.

— Запомни мои слова, — ответил Мойст, твердо направляя Адору к далекому выходу.

Когда они ушли, Хьюберт понюхал свою ладонь и поежился.

— Милые они люди, правда ведь? — произнес он.

— Да, мафтер.

Хюберт поднял взгляд на сверкающие капающие трубы Хлюпера, честно отражающиеся в своих отливах и направляющие потоки денег по городу. Всего один удар может разнести мир. Это была ужасная ответственность.

К нему присоединился Игорь. Они стояли в тишине, нарушаемой только плеском коммерции.

— Что мне делать, Игорь? — спросил Хьюберт.

— В Фтарой Фтране у наф ефть пофловитфа, — сообщил Игорь.

— Есть что?

— Пофловитфа. Мы говорим: „Ефли не хочефь монфтра, не дергай рычаг“.

— Ты же не думаешь, что я сошел с ума, ведь нет, Игорь?

— Многие великие люди фитались бевумными, мифтер Хьюберт. Даже Доктора Ханфа Форворда навывали фумаффедфим. Но я фпрофу ваф: мог ли бевуметф фовдать револютфионный экфтрактор живых мовгов?